режиссер

Мирионима шла по мягкой траве среди светлого и дружелюбного леса. Повсюду раздавалось пение птиц, а жители леса вылезали из своих нор, дабы поприветствовать девушку. Но не долго продолжалось знакомство Мирионимы с лесным братством, поскольку ушастый проводник достаточно быстро вывел ее к небольшой деревушке. Казалось, что жизнь текла в ней своим чередом – в хлеву мычали коровы, по двору бегали и весело похрюкивали поросята, куры бродили по округе, выискивая, что - то вкусное на земле. Но было что то странное в этой умиротворенности. Да и не нужно было быть магом или пророком, чтобы заметить, что людское население как будто растворилось в воздухе, оставив свое хозяйство на произвол судьбы. Хотя спустя пару мгновений не вдалеке послышались, чьи то голоса, а точнее ругательства и брань. Предполагаю, что жрице не чуждо любопытство и она вышла на околицу, чтобы узнать источники странных звуков. И тут же ее взгляду предстала страшная картина – момент гибели совсем еще молодого человека. Мирионима наблюдала, как языки пламени осваивают все новые участки на теле парня. Но он не кричал, не плакал, хотя ощущения были не из приятных. Молодой человек как будто ждал чего - то с тоской смотря вдаль, но, к сожалению, так и не дождался. Он прошептал что то на каком то странном языке, и время как будто бы остановилось. Огонь превратился в лед, раздался гул, и все исчезло. Вместо момента казни перед жрицей открылось все то же поле. Это был всего лишь мираж. Словно кто-то хотел что то показать Мириониме. А вот гул сменился звонком детским голоском и холодным, как лед, прикосновением.
- Тетенька, а вы пришли спасти нас? Правда? Скажите, что вы пришли спасти нас. И вы та самая фея, о которой мы давно просили богов? - Малышка смотрела на Жрицу по детстки открытым взглядом, хотя в глазах у нее застыли бриллианты слез. Поодаль, возле домов стояли взрослые. Они словно не могли решиться на то, на что решилась маленькая девочка. Если жрица присмотрится, то она заметит, что перед ней призраки. Но вот незадача, прямо перед Мирионимой проскакал тот самый кролик, который привел ее сюда, и скрылся в лабиринтах улиц. И вновь перед Жрицей встал выбор – направиться вслед за своим ушастым проводником, и который пока не подводил ее или помочь несчастным душам покоиться с миром.

Мирионима Великолепная

Пальцы жрицы ласкали прикосновениями каждое деревце и каждую ветвь, пожелавшую с ней познакомиться. Редкое чувство единения с миром сквозило в мечтательном выражении карих глаз. Мирионима как будто наслаждалась каждым мгновением, проведенным в странном, знакомом ей и в то же время незнакомом мире. Лес целенаправленно вел ее куда-то, поглаживал по плечам, поторапливал, если вдруг мешкала по каким-то причинам, тихонько подталкивая в спину, или наклоняя травы в нужную сторону ветерком. Она привыкла доверять знакам… даже столь явным. Если тебе хотят показать что-то – не след этому противиться… Всё равно покажут, но лучше по собственной доброй воле, чем против желания.
Непонятно, почему, но Мирионима ощущала себя в родстве с каждым созданием этого мира, то ли и вправду настоящего, то ли похожего на настоящий как капли воды... Лес расступился, выводя к почти идиллической деревушке – мирной, спокойной и настолько однообразной, что невольно вызывала мысль о мираже. Голоса птиц испуганно разлетелись с ветвей, потревоженные голосами людей. Жрица, которая совсем не думала о себе как о жрице сейчас, огляделась и, осторожно ступая босыми ногами по летней теплой мягкой, словно наполненной дыханием, земле забрала в сторону. Путь до околицы оказался очень близким… Настолько, что она не успела вмешаться, внимательно всматриваясь в открывшуюся ей картину.
«Надо же, совсем молод». От вечно-молодой жрицы не укрылся взгляд человека – устремленный куда-то за горизонт, не укрылись и языки пламени, составляющие его красное траурное одеяние. Мирионима не могла отвести взгляда, околдованная чьим-то миражом… или воспоминанием. Жрица мягко тронула пальцами ступни землю, где только что был костер. «Они сошлись… вода и пламя». Их союз или противоборство, сказочно красивое, промелькнуло полузабытой легендой, но девушка никак не могла вспомнить, какой.
Призрак воспоминания ненадолго вырвал из реальности, куда вернуло прикосновение девочки. Холод пробежал внутренним током, забрался под кожу, разрисовал синим инеем голубые жилки вен жрицы. Легкий ветерок, кажется, пронизывал девочку насквозь, но она его не замечала. Волосы ее приподнимались и опускались другим ветром, по всей видимости, тем, что пролетал над округой энное количество дней тому назад. «Холодная память… утрата, боль, смерть…»
Каждый жрец проходил эту ступень посвящения: справиться со своим прошлым, чтобы помочь с чужим… прошлое невозможно изменить, и вмешательство в сферу времени не проходит бесследно для того, кто решает рискнуть. Жрица наклонилась, проведя ладонью по щеке девочки. «Память» места была почти плотной и очень хорошо осязаемой… «Затвердела память…» Мирионима мягко улыбнулась теплым взглядом. «Мы не можем изменить прошлое… Можем только решать, как с ним жить».
- «Боги» строги, но справедливы, – Жрица выпрямилась, взглянув на толпящиеся поодаль образы воспоминаний, - как Солнце и Луна на небосклоне. – «Где одно без другого невозможно, но одно другому противостоит». Этот сложный союз годами постигался жрецами, некоторые из них не могли даже приблизиться к его пониманию… всю жизнь оставаясь на нижней ступени в сложной иерархической лестнице Храма.
Перед глазами промелькнул ушастый проводник, но жрица лишь проводила его взглядом, подметив направление, в котором следовало двигаться дальше. Голова изящно повернулась к девочке. Ее лицо по сравнению с лицами «воспоминаний» было слишком подвижным и изменчивым, но Мирионима не видела этого. Она видела перед собой только лица, застывшие одним непонятным ей выражением.
- Как я могу вам помочь? – с искренней заботой спросила она, глядя на осколки памяти этого места… и не беда, что она не узнавала его. Обязанность жрицы – заботиться о тех, кто приходит к ней в поисках защиты, и помогать тем, кто приходит в поисках помощи, не забывая о правосудии… Сейчас она хотела разобраться, отличить правду от лжи, сконцентрировав свои способности на этом.

режиссер

- Спаси нас. Нам очень... - девочку резко оборвал угрюмого вида мужчина с лицом, заросшим бородой до самых глаз. Прогнав малышку, он вызывающе посмотрел на Мириониму.
- Шла бы ты, барышня. Нам не нужна помощь. Малая болтает сама не знает что. А если будешь нос совать в наши дела, кончишь как вон тот. – незнакомец кивнул на сгоревшего парня. - Так что, не ищи проблем себе. Иди своей дорогой. - Мужчина вернулся в деревню, оставив жрицу одну. Но вот девочка решила добиться своего и получить помощь от Мирионимы.
- Тетенька, не уходи. Помоги нам. Вернег он плохой. Не слушай его. Это он убил того дяденьку. Он многих уже убил. Он очень злой.
К глазам девочки подступили слезы, и она буквально вцепилась в руку жрицы. Но то что произошло секунду спустя, видимо не ожидал никто, даже сама девчушка. Они с Мирионимой оказались в том самом городке, правда теперь он был залит красками – зеленый, красный, голубой – да что там, поселение стало ярким и совсем не походило на призрачное. Да и люди были живыми и если решиться их потрогать, то почувствуешь ту же плоть и кровь, что у обычного совершенно живого и здорового человека. Да собственно и жрица преобразилась – теперь она выглядела как обычная сельская жительница – никакого шика и блеска – две косички, платье в пол и косынка на голове. И с ней рядом шла малышка, улыбающаяся своей обезоруживающей и по - детски открытой улыбкой. От нее, как собственно и от остальных жителей, больше не веяло холодом. Наоборот, было очень тепло, а свежий ветерок, только еще сильнее расслаблял. Правда, не долго продлилась эта идиллия. И тишину нарушили громкие ругательства того самого обросшего мужлана, с которым Мирионима имела честь познакомиться ранее. Он, размахивая топором, угрожал всем тем, кто был поблизости, стараясь испугать как можно большее количеств людей.
- Вы знаете где это чертов колдун! Знаете, но скрываете. Почему? Да потому, что еще не достаточно узнали силу моего доблестного друга, что зовется Топором. И если к вечеру сегодняшнего дня этот малец не будет доставлен к моему дому, то каждый второй дом лишится одного из своих жителей. А считать я буду в произвольном порядке. Так что советую поторопиться! А сейчас все вон!
Люди были очень напуганы и обескуражены, ведь они знали всю силу их старосты и его банды и еще что тот слов на ветер не бросает. И в это момент за рукав Мириониму стала дергать малышка.
- Теть, а я знаю где сейчас Алексис…Мы должны его предупредить, иначе беда. Его убьют и все начнется сначала.

"Власть дается не для того, чтобы грести под себя..." Размышления Мирионимы неслышно проплывали незримым потоком под речь девочки. "Встретишься с водоворотом, ноги сведет судорогой, и власть поглотит тебя, сомкнется над головой, как волны, потому что не прислушивался к ним... к их направляющему тайному течению".
Безмятежным спокойствием светилось ее лицо: в каждом слове и в каждой мысли черпалась уверенность - происходит что-то, что должно быть, что обязано случиться... Ифиния говорила на удивление взрослыми словами... или повторяла взрослые слова кого-то, кому она верила. Петляние между дворов так похожи на заячьи петли. Едва заметная улыбка после такого сравнения невольно двинула уголки губ. Жрица быстро шагала за своей провожатой, не удивляясь почти ничему - даже царящему внутри запустению и замаскированному проходу, и явлению колдуна.
По всей видимости, именно колдуна, поскольку она не помнила его на обучении в Храме. Храм… Какое-то отношение к нему явно имела она сама, но мутная завеса мягкой магии, похожей на рваные клочки тумана, путала обрывки картин и образов или растворяла их, не давая вспомнить. Жрица оставалась собой – и теряла себя, по шагам и крупицам, обретая вновь. Она держалась зыбкой грани между явью и сном, которая одна могла вывести к той чужой довлеющей воле, что ощущалась над деревней.
Мирионима бесшумно сошла вниз по лестнице, почти неслышно ступая босыми ногами по гладким деревянным ступеням. Дерево еще хранило тепло, хотя снаружи казалось холодно-недружелюбным. Рукой аккуратно прикрыла за собой дверь в подпол, и затаенной улыбкой наблюдала за Ифинией и Алексисом, которой последний нарисовал зачем-то третий глаз. Жрицу тревожило только одно – стрела, застрявшая в его плече.
- Пророчества и Тени? – Теплая подбадривающая улыбка зажглась на благодушном лице. – Дар, постигаемый через интуицию, образ и чувство.
Мирионима наконец спустилась на утоптанный земляной пол и подошла к Алексису, приглядываясь к ране.
- Помогу вам, если вы поможете мне. – Мимолетная улыбка предназначалась для Ифинии, пока жрица отирала рукавом кровь Алексиса со лба. – Нам нужна вода, много чистой воды, и травы – очистить рану, кровь остановить... Есть в вашем селе знахарки? И красное вино или молоко. Справишься?
Жрица понимала, понимала прекрасно, что чем больше они ждут, тем сильнее молодой человек слабеет от потери крови.
- Замечательная у вас помощница, Алексис. – Взгляд темных карих глаз жрицы отметил маленькую Ифинию и остановился на лице раненого. – Дар не всегда предупреждает о стреле, - жрица мягко, почти невесомо притронулась к оперению, - но видит несомненно дальше и глубже.
Мирионима задумчиво помолчала какое-то время.
- Сквозная или внутри? – Сама поразившись тому, как аккуратно и быстро пальцы интересуются раной. Обычная в таких случаях припухлость могла много рассказать о ее характере… Края – о наконечнике стрелы (обычном ровном или зубчатом), характер и цвет – о наличии или отсутствии на стреле яда. – И чем помочь кроме того, что вытащить стрелу?
Мелодичный голос дышал спокойствием, сердце жрицы билось ритмично и ровно, как если бы она видела множество ран на своем веку... однако никак не могла вспомнить, так ли это на самом деле.

Легкое, едва уловимое движение, призванное поддержать покачнувшегося колдуна. Мирионима не могла и не хотела дать ему упасть… «Проклятие…» Тайны Проклятий уже не одно десятилетие хранились на дне её души, и не только тайны, но и наказания за них.
- Садитесь… садитесь… Изменить что-либо можно только вместе, - ладонь убрала прядь волос с лица, и Мирионима попробовала устроить Алексиса поудобнее: подгрести солому на полу, проложить тонкий слой между его спиной и стенкой. Подвал – не самое лучшее место для промывания ран… Однако, самое безопасное на деревне. – Как же тогда не подумал отец ваш … Проклятие ударяет по роду его.
«В твоем случае – ударяет смертью». Колдунов при Храме обязательно учили этой невидимой премудрости, чтобы не получилось так, что они постигли её слишком поздно… Слишком дорого обходится такой опыт для всех – подпавших под проклятие и наложивших его.
- Всё дело в том, что именно люди вредят другим людям… и по этой же причине люди – единственные создания, способные залечить нанесенные друг другу раны.
Мудрая улыбка отразилась ответом на грустную, Алексиса, и скрипнувшая дверца в подпол доложила о возвращении Ифинии.
- Молодец, маленькая Ифиния, – Мирионима с признательностью приняла подарок в виде молока и трав, – с большим и глубоким сердцем.
Из принесенных трав жрица знала лишь несколько: по счастью, обезболивающую местного назначения, и кровоостанавливающую признала. Одна из них обязательно пилась с молоком. Сухая пыль из засушенной травки тонким слоем опустилась в крынку с молоком и растворилась в нём. Это пока в сторону… Мирионима с осторожностью промыла рану холодной ключевой водой.
- Нож бы ещё, - жрица задумчиво измельчила зубами горстку другой травы, превращая её в кашицу. Самое главное – есть сок, от которого немеет язык и наверняка занемеет рана. – Но если нет – я обойдусь.
Края раны облепила зелёная паутинка пережёванной травы. Через несколько минут боль должна была отступить, перепоручая стражу облегчению.
- Лежите смирно, - заботливо и отчасти по-матерински попросила Алексиса. Чем спокойнее пациент, тем спокойнее рана… - Давно вы её получили? Кроме боли – что чувствуется?
«Слабость? Кружение потолка? Тошнота?» Тонкое обоняние дано для того, чтобы различать иные запахи за пеленой аромата крови. Рана не должна пахнуть ничем, кроме неё и железа, если нет яда. Мирионима аккуратно придерживала паренька за плечо… Пусть они выглядели приблизительно на один возраст, она почему-то ощущала себя много старше.
- Сейчас боль отойдёт, мы попробуем извлечь, - безо всякой магии прозвучало настолько тихо и успокаивающе, что голосу хотелось довериться во всём, так же, как рукам их обладательницы.

оос: независимо от того, есть нож или нет, следующая стадия – извлечение наконечника стрелы. Если можно – прописать или намекнуть, получилось или нет .

оос: прошу прощения, моя вечная неожиданность преподнесла очередной сюрприз) мы болели

- Подойдет, подойдет. – Жрица плавно «укачала» юного колдуна на волне своего спокойным голосом. – Не смотри, закрой глаза…
Сильные руки, надежные руки, уверенные пальцы. Быстро и точно. Точно и быстро. Мирионима извлекла наконечник стрелы и положила его рядом, на пол. Ужасно рана выглядела… НездорОво… Отравленно.
- И сколько бы ни пил воды, не можешь утолить жажду? – Плохое освещение не мешает разглядеть заблестевшие беспокойством глаза. «Нам бы света сюда чуть больше, нам бы надежды…»
- Шшшш… - тонкий палец невесомо коснулся губ девочки. «Нам бы покоя и молока... Молока, а не шаги над головой». – Выпей, Алексис.
Жрица помогла ему приподняться и выпить хотя бы треть кувшина молока, прислушиваясь к голосам: о чем говорили, что делали, что думали… Женщина оторвала полосу чистой ткани от нижней юбки и налила на нее немного молока из кувшина.
- Держи, маленькая Ифиния… Рану промой молоком. Если молоко почернеет – всё правильно, так и должно быть.
«Молоко яд оттягивает, забирает…»
Скрип половицы… Жрица бесшумно поднялась, подвернула рукав, в крови выпачканный, чтоб незаметно было. Значит, ведьм да колдунов боятся? Мирионима обернулась на лежащего Алексиса. Проклятие влечет его смерть… «Может быть, жизнь твоя привлечет от него избавление? Ты будешь жить… будешь». Легкий поцелуй девочки – в макушку.
- Будьте тут, я поднимусь. - Быстрые шаги босых ног по деревянной лестнице, Мирионима приподняла крышку и показалась наверху, над полом.
- Брегон. Прикет. – Женщина плавно, с грацией змеи выпрямлялась во весь рост, внушая ужас крестьянам. – Кто вам позволил нарушить мое уединение? – Властный, царственный голос – внушить единственную мысль: «Бойтесь, бойтесь меня. Я – воплощение ваших страхов». Её же магия подхватила её и распростерла крылья над обоими крестьянами наверху.

Жрица стояла и смотрела, смотрела и стояла… Мирионима молчала и не сделала попытки ответить ни на один вопрос. К чему? Простоволосая, босая, ее сон был до такой степени реалистичным, что почти заставлял забыть себя саму. Страховали только тонкие перила иных эмоций, части этого мира, который, как она помнила, расцветился красками при прикосновении к Ифинии… Жрица смотрела на память, которую хранило это место… и пыталась понять, какой из элементов требовалось заменить, чтобы…
«Страх». Темные карие глаза зажглись ироничной усмешкой. Он, взрослый мужчина, боялся её, невысокой безоружной женщины, которая даже нож оставила внизу, под полом. После позорного бегства обоих, крестьянка бесшумно спустилась вниз, не закрывая входа. Она тоже знала, что те двое вернутся…
Мирионима плавным размеренным шагом подошла к ним обоим, взглянула на крынку почерневшего после промывания раны молока и вылила его в землю.
- Они не войдут сюда больше. Не осмелятся. – Женщина улыбнулась по-сестрински тёплой улыбкой… Быть старшей сестрой, в чем-то наставницей – так знакомо откуда-то из прошлого, которого она никак не могла припомнить. – Но дом спалят, надеясь на удачу. А два колдуна будут уже далеко отсюда…
Она опустилась почти на колени, заботливо подставляя своё плечо со здоровой стороны Алексису.
- Нам нужно встать, – жрица готова была поддержать молодого колдуна, побыть его опорой столько, сколько понадобится: – И пока поднимаемся мы, маленькая Ифиния заберёт нож и посмотрит, если ли позади дома белый кролик?
Её глаза с нежностью и теплотой смотрели на ребёнка, и почему-то была уверенность, что странный ушастый провожатый таится где-то поблизости, словно наблюдая со стороны, и что он – как знак свыше. Непременно покажет, куда идти, когда закончатся деревянные ступени, и тяжеловатый для колдуна посох перестанет стучать об пол.
- У Солнца и Луны свои планы на тех, кто живёт под ними... -
Ты не умрёшь сегодня, Алексис. Ты не умрёшь никогда...

Шаг влечет за собой следующий шаг, и горе тем, кто забывает простую истину… Мирионима знала об этом, чувствовала, ощущала… и, кажется, зря перестала прислушиваться к миру вне этого дома. Правда, прислушиваться постоянно – и невозможно, иначе просто сойти с ума. Молодые жрецы много претерпевали в процессе обучения своим способностям, и те, кто научался ставить ментальные щит от голосов окружающего мира – действительно становились жрецами. Мирионима не помнила себя жрицей сейчас… но отчетливо ощущала, что она может и чего не может сделать… Источник силы находился внутри неё, девушка мысленно опустилась на колени и почерпнула два глотка из светлого ручья. Им нельзя было убежать, невозможно спрятаться, но можно и нужно попробовать дать отпор.
- Я могу провести твою силу, Алексис… в тот момент, когда другого выбора не останется.
Жрица остановилась, продолжая поддерживать юношу за пояс. Интересное зрелище, должно быть, представляли они, словно брат и сестра, появившись из дома перед Вернегом – без страха, упрёка, жалоб и слёз.
Светлый взгляд обвёл каждого из подошедших, на мгновение остановился на Брегоне – мягкой усмешкой, и совсем загустел и потемнел, будто тучей закрылся, встретившись с Вернегом и его словами. Отвратительными и недостойными, с точки зрения жрицы.
- Это говоришь ты, облеченный властью? – её звонкий уверенный голос всколыхнул воздух чрезмерно смелым, по меркам здешних людей, ответом. «Люди издавна имеют ту власть, которую заслуживают… Неужели им хочется дальше жить в страхе и раболепии?» - Сегодня завладеешь его сестрой. Завтра – кем-то из их дочерей?
Уверенная тёплая улыбка цветком распустилась на её губах, когда о ноги жрицы потёрся белый кролик. «Не бойся, маленький. Уйдем в свой час». Сила, пробуждающаяся внутри, запросилась на волю, но жрица привычно давала шанс даже тому, кто его не всегда заслуживал.
- Истинная власть дана для правого суда. Скажи людям, в чём его преступление? – Ладонь девушки плотнее и крепче прижалась к Алексису, как бы говоря: «Я здесь. Рядом. И не оставлю тебя». Это желание защитить сплетало прочный «щит воли», чтобы отразить первый и самый главный удар. В том, что он будет, жрица почти не сомневалась и принимала как нечто, само собой разумеющееся. Накал окружающей атмосферы свободно читался по лицам простых людей как по строчкам раскрытой книги. Её уверенность в своей правоте, её внутренняя сила должны были поколебать чашу весов и упасть на ту, противоположную страху. - Не выдал сестру – счёл тебя недостойным. Что сделал ты, чтобы доказать обратное? Какой достойный поступок совершил?..
Лёгкая пауза отсекла следующую фразу, прозвучавшую страшным обвинением в лицо обвинителю. 
- Отравил её брата, чтобы спокойно завладеть ею? - «Недостойный власти – лишается её, и она сама встанет на нашу защиту». - У тебя больше нет власти. Ты не достоин её.
Свободная рука жрицы сбежала с плеча Ифинии.
- Отойди. – Спокойный, короткий повелительный приказ, и даже невооруженному взгляду видно, как по пальцам простоволосой крестьянки прыгают разноцветные искорки, чтобы при первом же намёке на нападение отразить удар щитом.
- Покажи им, как они будут жить без Вернега, - шепнула жрица, не сводя пристального взгляда с людей. Отразить удар и провести магию колдуна – пусть это будет иллюзия, но иллюзия надежды – у неё хватит сил.

Оос: щит воли – «невидимый» прозрачный щит жреца, который нужно «включить» в решающий момент; способен выдержать только один удар или несколько, если они нанесены одновременно. Противника отбрасывает на несколько шагов, заклинание – отражает. Кроме того, жрецы – «проводники» чужой магии – если настраиваются сознанием на мага. Воля жреца способна как связать заклятие (обуздав, прекратив использование заклинания), так и усилить его в несколько раз, чтобы «дошло» до каждого из находящихся. Если нужны какие кубики – кину обязательно.

Мир менялся… она чувствовала. Мир медленно дрожал и менял очертания, повинуясь направлению её воли и желанию Алексиса. Всего лишь брошенный в воду камень, от которого расходятся круги… Они тревожат спокойную до этого момента гладь и отзываются в глубине, меняя невидимые течения, очертания дна, и в конечном итоге реку жизни…
Камнем оказался удар щита в ответ Брегону. Жрица смотрела, как он приближается, заносит нож, резко криком рассекает воздух… И вместе с воздухом задрожало марево щита, в следующее мгновение вставшего стеной перед ней и Алексисом. Невидимый удар, сам по себе безболезненный, отбросил человека прочь на твердую землю.
«Ты забыл, что земля под ногами тверда? Что если обидишь её когда-нибудь, осквернишь словом или делом, она… вспомнит всё, когда настанет время?» Удар оглушил и её – отдавшись звоном в ушах и лопнувшим тонким сосудом… Кровь всё-таки сегодня пролилась… И яркая красная капля медленно потянулась к верхней губе, минуя холмики с ложбинкой между ними.
Гул усилился, но она не слышала его. Смотрела, как сама земля – становится силой в руках крестьян, вооружая их поленьями, камнями, прутом, шишкой… Ненависть Вернега к людям обрушилась на него самого страхом и болью. Мирионима не сделала ничего, чтобы остановить крестьян. Не успела. Поступок… поступку рознь. Вернега должны были наказать власти, а не люди… Но если власть служит им, то иногда они становятся властью? Как обладает властью над ними земля… Забудешь полить её – она отзовется засухой, трудишься на ней – она отзовется урожаем… «Мы получаем то, что мы заслуживаем. И что заслуживаем – то и получаем».
Новый брошенный камень пронзил этот мир насквозь, всколыхнул его, и мир разошелся цветными кругами по воде, бледнея и теряя краски…
Мирионима рассматривала Алексиса и Ифинию – и думала… Закончилось путешествие по чужим воспоминаниям, стоившее жрице капли крови. Место, измененное волей жрицы, само стирало и выправляло память, создавая себе «новую» дождем звенящих слов.
- Проклятие живёт в памяти… Память изменилась.
И прижалась пушистым ухом к босой ноге. Жрица наклонилась и погладила своего провожатого, размышляя с ним вместе:
- Им нужно бы научиться – не прятаться за чужим плечом… Им – нужно бы научиться защищать то, что дорого. Не только вместе… но поодиночке. Потому что даже один человек способен изменить мир. - Мирионима проследила за исчезновением Ифинии и Алексиса и улыбнулась.  - Но это только первый шаг. Понять, что они сильны вместе, чтобы понять, что они сильны. 
И босые ноги вновь оставляют в пыли вереницу следов, безропотно следуя за провожатым. Ему доверилась крестьянка во всем, что касалось нити пути. Он знал, куда зовет её. Она – не представляла.

«Рябь по воде» опять сменилась рябью, Мирионима незаметно для себя пересекла границу миров… Она не удивлялась, принимая всё как должное… как свою, для неё предназначенную реальность, в которой жрица была и «не была» одновременно. Ей не приходило в голову, что реальность эта так же прозрачна, как сон, потому что сон всегда был реальностью души… И что это душа ступила на улицу небольшого городка, не помня о том, кем является в том, другом мире, где металось в полубреду тело. От деревянного настила главной улицы отчетливо ощущалось сухое ласковое тепло, в самом центре, почти сходя на нет по краям, теряющимся в холодных тенях. Тонкая тропинка света вела куда-то к центру, как лучик – к солнцу, огибала кочки и повороты теней, перешагивала длинные тонкие полоски от перекинутых с крыши на крышу веревок. Жрица привычно не считала шагов, как не считала прожитых дней и прошедших секунд. Медленно, но верно начинало казаться, что она была здесь всегда, и, кажется, ничто на свете не может удивить её, однако…
«Наивное дитя считает, не шутя, что мать пришла по золотой тропинке?» Почему девочка выбрала именно её из всех находящихся в округе людей? Мирионима беспомощно огляделась… и с теплом и лаской провела по волосам ребенка.
- Ты ошибаешься, милая, - тихо произнесла она, слушая зов глухо скулящего сердца. – Мама не пропала, мама где-то здесь… Нужно только найти её. Как выглядит твоя мама?
Глупый вопрос, если учесть, что обняли её, разбудили её материнский инстинкт, не давая времени – остановиться, подождать, вздохнуть. Ифиния была старше, а это… это невинное дитя надолго запечатлелось в душе, отзываясь болью ребенка-который-мог-бы-родиться.
- Как зовут твою маму? – жрица подправила сама себя и с мягкой материнской любовью во взгляде посмотрела сверху вниз… Как хорошо, что след крови стерся с лица по пути сюда: ладонью или волшебством, неважно, главное – не напугает, не отпугнет. Мирионима была нежной и серьезной, тихой и непреклонной, ласковой… и всё-таки чужой. – Я пришла по тропинке золотой паутинки, - улыбнулась ребенку, словно рассказывая сказку, и замерла… осеклась, утопая в глазах и неосторожно открывшись сознанием – мыслям малышки. Лишь рассеянный взгляд скользил по лицу и фигурке, пытаясь осознать, какая она… что за цвет у этих волос, что за выражение у этих глаз, какая сила в этих маленьких пальцах…

Что-то всё же не так. Что-то царапнуло край сознания, будто чужая магия. Чужая магия, которой не должно быть рядом. Мирионима смотрела – и не до конца понимала, что же так напрягает её.
Слова малышки пронизывали насквозь, смысл улавливался и оставался одиночными каплями, проходя, как вода сквозь решето: дети не разговаривают. Столь маленькие дети не говорят так, как говорил этот ребенок. Слишком сложные фразы, слишком взрослые для трехлетней девочки, но жрица пошла следом. Раз ступив на «тропинку», она позволила увлечь себя вперед, чтобы увидеть: что – дальше?
- Прости меня, солнышко. Если это моя вина. – Женщина мягко улыбнулась, коснувшись рукой волос девочки. Любовь тщетно боролась с разумом, где-то глубоко внутри она уже любила малышку… Любила давно и настолько глубоко, насколько возможно. Чужое имя отчетливо коснулось слуха, но взгляда жрица не подняла. Не отзывалась на иное имя… и своего уже не помнила. Знала только, что её саму зовут как-то иначе.
«Кто ты?» - ясно спросила взглядом карих глаз неизвестного мужчину, отметив мимолетное касание к себе и его твердую волю, так похожую на крепкий лёд. Мирионима следовала не столько за ним, сколько за девочкой, так радостно улыбающейся у него на руках. Жрица всё ещё не понимала, что происходит и какого представления так ждут.
- Гуляла, наверное, - ответ вышел слегка рассеянный, тем более, что имени мужчины она не знала. А обращаться «дорогой»… Обращаться к нему таким образом сочла для себя невозможным, хотя на «ты» всё-таки осторожно перешла. – Прости меня за беспокойство.
Мирионима едва наклонила голову вперед, задумавшись. Не может быть, чтобы она совсем ничего не помнила о себе… Но последнее воспоминание относилось к Ифинии и Алексису… вне границ этого места.
Жрица только бережно коснулась рукой плеча, привлекая внимание, и спросила:
- Где вы «её… то есть» меня потеряли? – мягкая улыбка… Намерение найти ту женщину, мать, с которой её перепутали, медленно поднималось в душе. - У Атилии, видимо, праздник сегодня? Праздник мог быть и по случаю представления. Кто ещё расскажет, что за представление ожидается здесь? Из обрывочных слов и реплик людей Мирионима до конца еще не поняла… Бывает. Но хотела понять.

Мирионима много молчала… Ее молчание было знаком раздумий. Мягкий взгляд карих глаз наблюдал за происходящим, не вмешиваясь в него, лишь отзываясь, эхом, на приветствия и отдельные фразы.
- Почтение - моё… - слова зеркально перевернулись и отразились улыбкой. Жрица пыталась запомнить его – милого, отзывчивого, услужливого и совсем не такого леденяще настораживающего, как её спутник. Ощущение тревоги не покидало, не хотело уходить. Нити-жизни перепутались и натянулись, дрожа на ветру. И представилась паутинка, в центре которой терпеливо сидел и ждал ее создатель… паук. И бабочка уже увязла в ней, сделав первый шаг. Скользкая нить… липкая нить… осторожно шевеля ломкими узорчатыми крыльями.
Дрожь струны всколыхнулась сердцем. Среди циркачей  мелькнуло крыло Махаона. Мирионима не смотрела на шутов. Она устремила взгляд туда, за кулисы, где, как показалось ей, мгновение назад шевельнулось разноцветное крыло. Жрица не слушала цирковой суеты… Она ловила слова, как жонглер – ловит яблоки руками, и запутывалась в них, хотя хотела разобраться.
- Если не заходила… значит, была в городе, - не моргнув, задумчиво ответила Мирионима/Сатила, словно размышляя вслух о совершенно очевидных вещах. «Должна ли я найти её… или навсегда остаться в её «жизни»? Если уже сейчас не помню своё имя». Для жрицы ответ был только один. – Прости, - плавно, ласково коснулась мягкими губами щеки, передавая с прикосновением часть своей магии: «Я рядом». Он должен быть уверен, что она рядом, чтобы стало возможным отойти. С полминуты стояла плечом к плечу… сделала полшага назад и постаралась раствориться в толпе.
Мысленно… мысленно – вызвала облик Балтуса, дотянувшись твердым убеждением «подождать» на краю площади, у правого дома. Кого или что он будет ждать – выяснится лишь после того, как она возникнет перед ним. Если маневр удастся.
оос: если не удастся – заключительная часть поста будет адресована мужу, с небольшими поправками на «род» и «лицо»; исправлюсь)
- Балтус, - негромко окликнула именем и улыбчивым взглядом, когда отыскала его. – Простите меня… Вопрос, может, глупый и несвоевременный, но… он не рассказывал вам, где и как я пропала?
Рынок – имеет конкретное место и лавку… Дом в переулке – конкретный адрес. Лесная поляна – свои приметы, по которым ее можно отыскать. Здесь в городке… кто-то наверняка что-то знал, что-то видел, о чем-то догадывался. Граница правды и лжи в словах собеседника сейчас ощущалась жрицей особенно сильно.

«Может и ведьма. Может быть». Жрица не могла подобрать себе имени. Здесь она знала лишь то, что может сделать, на что способна, и не понимала того, кем является. «Колдунья… Волшебница… Как это должно называться?»
Однако то, как относились люди к колдунам, она видела только что на примере Алексиса… Суеверный страх, граничащий с паникой… Лучше улыбнуться – тепло, и немного напряжённо, и совсем по-простому, по-человечески. Улыбка – искренняя и мягкая – всегда располагала в себе… Мирионима хотела разобраться из лучших побуждений… Где-то должна быть Сатила – с такой очаровательной дочерью и таким заботливым мужем, чьё место жрица заняла.
Её пушистый друг и проводник показал сюда дорогу… И возможно… Возможно?
«В городе видели белого кролика?» Или она единственная, кому дано видеть его? Мимолетный вопросительный взгляд скользнул по лицу Балтуса и устремился к земле. Длинная юбка скрывала босые ступни… тогда как ноги Балтуса были обуты. И Анборна. И «её» маленькой девочки тоже. Пусть побудут там… Пусть посмотрят представление, пока она поищет ту самую Сатилу.
- Не помню… и это тревожит меня. Покажете мне мой утренний путь? Дорога… Она может вернуть воспоминания.
Женщина улыбалась, не уточняя, что мужа и дочь она тоже не помнит. Ощущает… их отношение к себе, - и больше ничего. Как если бы они могли быть ее частью. Но были ли?
- Проводите меня немного? – солнечная улыбка – лучшее прошение, которому сложно отказать. – Хотела спасибо сказать… тем, кто искал меня столько времени.
Жрица расправила складки на юбке, словно оттерла ладонь от чего-то, и с осторожностью лани провела рукой по его плечу, словно погладив.
- Сейчас, пока все заняты представлением, мы могли бы прогуляться немного. Мне так хочется вспомнить. Быть, может, удастся корзинку найти.
«Или обувь». Что-нибудь, что могло бы немного напомнить ей – о себе. Иди, жрица, иди… По дороге сна туда, где он становится явью.
- Проводите? – лицо Мирионимы излучало надежду. – От лавки снастей до мясной… «И отсюда, конечно, же к ней… к «сладкой» лавке сначала…»

- Благодарю. – Жрица очень тепло улыбнулась.  Тёплое дерево деревянных настилов грело босые ноги. Шаг за шагом, слово за словом, и пять долгих минут чинно прошли сквозь них. Искусно вырезанный кренделек, должно быть, заботливо выпекался руками солнца по утрам и золотился над входом, предлагая войти. Мирионима ясно представляла себе, какой любовью должны были светиться глаза Сатилы, когда она шла сюда с надеждой купить что-то вкусное маленькой дочке. «Дочке, которая могла бы быть моей»…
Грустная мысль облачком омрачила чело, но что-то внутри говорило, что девочка заслуживает матери. Настоящей матери, а не той, что оказалась на этом месте здесь и сейчас…
- Балирод. – Мирионима проиграла имя на языке, однако оно совсем ничего ей не сказало. Только дрожь в голосе собеседника заставила внимательнее на него посмотреть. «Не могла же Сатила бесследно исчезнуть в таком маленьком городе, где все и всегда на виду». В таких городках всегда находится кто-то, кто что-то видел или что-то знает. «Если брат Герберт приболел, то… болел ли он и вчера? Если Сатилу видели здесь, и она вышла отсюда до мясника, то…»
Слишком много «если» путало мысли. Мирионима начала уставать… Её усталость росла откуда-то из глубины, медленно, но непреклонно, и знала жрица только одно: нельзя останавливаться. Если остановится и опустит руки сейчас… «что-то будет». И это что-то представлялось для нее почему-то некой злой волей, опутывающей её, что паук паутиной.
Оценивающий взгляд Балтуса не прошел мимо… но она предпочла его не заметить и повода – не давать… Муж Сатилы считал толстяка своим другом. Доверял ему. Значит, и она, не-Сатила могла ему немножечко доверять. Жрица посмотрела на второй этаж маленького домика-пекарни… почему-то думая, что именно там должен жить Герберт.
- Чем болен Герберт? – улыбнувшись, спросила женщина, излучая желание помочь. – Давно ли?
Почему-то подумалось, что она бы вернулась сюда, чтобы посмотреть, не открылась ли лавка. Чтобы узнать, не может ли она купить чего-нибудь своей маленькой дочке.
- Возможно, его стоило бы навестить… Я хотела спросить – Безмятежный тон обволакивал спокойствием и уверенностью, словно подталкивая к откровенности. В глубине карих глаз жрицы закружились знакомые искры. «Скажи правду… Я сохраню её. Правду, мой друг». Небольшое внушение, спокойствия ради и уверенности для…  прежде, чем задать вопрос. - Что пугает тебя в Балироде?
Жрица как будто не слишком уверенно застыла раздумьями «на перепутье»…  Идти ли ей дальше или вернуться и говорить? Говорить с теми, чьи имена прозвучали сегодня в связи с ней и для неё… И может быть, Балтус мог в этом помочь.
- Тим, тот, мясник, он ведь тоже на площади, верно? – ответ на этот вопрос определил бы дальнейший маршрут и расклад. Образ действий.

Хорошо... Хорошо, что есть такие люди... Такие, кто может, кто не боится рассказать... Пусть даже - с глазу на глаз, пусть только - ей одной. Кусочек правды маслицем растворился на языке, солнечным теплом стекая внутрь. Мирионима молчала и не перебивала, мягко глядя на своего провожатого. Невольного провожатого, может быть, но её.
- И чего здесь бояться, - девушка улыбнулась, касаясь ладонью плеча Балтуса. Напряженного как будто. И особенно твердого в эту минуту... - Зависть... часто встречается зависть чужому счастью, когда своего нет. А как быть счастливым - только он сам к этому прийти может... никто не научит его. Никто за него не дойдет.
"Вот у меня... нет, у Сатилы - чудесная дочка. Как подсолнух растет - к солнцу тянется..." Только, кажется, слишком долго они на одном месте стоят. Слишком долго решают... а время золотистой солнечной пыльцой оседает на пальцах и падает с них прямо на деревянные настилы улицы. "Время идёт. Мясо портится... Мясо! Портится!" Любая идея посещает внезапно. Как она могла забыть, что на солнце - быстро портится мясо? Всё, наверное, потому, что она редко стоит у печи... Тогда кто же она? Знающая большинство законов мира и не ведающая - вещей настолько очевидных? Мысль - даже не мысль на самом деле... Всего лишь отголосок очень далёкого воспоминания. Едва ли не из детства.
***
Рука жрицы в гостиничном номере пришла в движение и опрокинула таз. С бывшей когда-то прохладной и уже нагревшейся водой.
- Чудесная дочка... чудесная, - бормотала связно для бреда, и всё-таки находясь в бреду. Лоб полыхал жаром, на нём можно было бы котлеты жарить... Если бы Максимилиан хотя бы кого-нибудь подпустил. Он задремал на стуле рядом. Мирионима напугала его.
- Время идёт! - женщина почти простонала свою догадку во сне. - Мясо... портится...
Он ухватил её за руку и заставил лежать. Лежать спокойно, пока не забылась снова... Казалось бы, спокойным сном, отзываясь на целительскую магию... Но жар не спадал. И бред повторялся. Всё чаще и чаще со временем...
***
- Идёмте к Тиму тогда. Идёмте... - Мирионима улыбнулась и даже потянула толстяка за собой за рукав. Ей захотелось улыбаться, захотелось смеяться, захотелось кружиться - по-детски и искренне. - Покажете мне его лавку. Вдруг я что-нибудь вспомню... Просто этого очень хочу. А потом приведете меня к дому, где найти Герберта. Я его навещу и вернусь на площадь к Балироду. Идёмте же! А то представление закончится до того, как успеем. - Жрица почти засмеялась. - И скажите мне... если наткнётесь на странный запах. Мясо ведь пахнет на солнце, если оно на солнце, верно?

- О корзинке, Балтус, - его собственное имя, наверное, еще никогда не звучало так звонко. Как первые капли дождя, разбивающиеся в лужах. - О моей корзинке с мясом. Я же оставила её где-то на солнце... Это же просто...
Каждое слово, каждый шаг - лёгкие, словно танцующие. Лёгкие и отдаляющие их от дома Балирода. Дома, к которому они еще вернутся. Так верила жрица. Так ей хотелось верить. Верить просто, как дважды два... - Или нет?
Девушка плавно обернулась через плечо, глядя на удаляющийся дом. Только это не он привлёк её внимание. Кажется, это не он...
Жрица словно задержалась в мыслях, совсем не надолго, но достаточно... для того, чтобы мазнуть взглядом по заколоченному зданию. Зданию со странным запахом. Ладонь почти выскользнула из рук Балтуса. Почти ускользнула, чтобы задержаться. Почти задержалась, чтобы Мирионима снова задала ему свой вопрос... Один из тех вопросов, которых он почему-то боится. Боится?
Выразительные карие глаза с удивлением остановились на его лице. Жрица замешкалась настолько, чтобы дать увести себя дальше. Она чувствовала себя какой-то рассеянной... словно постоянно забывала о чём-то важном. "Анборн? Стая?.. Да... да-да, именно Анборн..." - мысль почти оформилась. Кто, как не муж должен быть ей надеждой, опорой и поддерживать её... пусть странные, но желания? Если Балтуса не удастся уговорить. "Если Балтуса не удастся..."
Она бы спросила, что значит "должно быть"? В таких вещах нужно быть уверенным... Тела бродячьей стаи опасны крысами, крысы - болезнями, неужели они здесь не знают? Здесь должен быть лекарь, а он - должен знать...
Мирионима не успела толком рассмотреть стены одного странного дома, как уже стояла перед стеной другого... как будто из другого мира. Улыбающийся поросенок показался чем-то похожим на улыбающихся людей... Это мгновение было ярким... и пугающим. Из маленькой серой певчей птицы женщина на глазах превратилась в серьезную иволгу. Нагнулась зачем-то к порогу. Тронула замок, словно не веря, что дом заперт.
- Значит, отсюда "я" ушла... С корзинкой, Балтус. Да? - несколько отсутствующим голосом проговорила жрица и посмотрела в том направлении, откуда они только что пришли. "Отсюда ушла и куда отправилась?" Она бы, наверное, вернулась проверить, не открылся ли тот кренделек. Не удастся ли порадовать дочку к завтраку сладкой сдобой... И если направилась туда, то на пути был дом со странным запахом... - Я хочу, чтобы ты открыл тот заброшенный дом. Ты и твои люди. И Анборн. Чтобы сделали это вместе...
Плечи в крестьянской рубахе распрямились, и она уже была мало похожа на крестьянку. Мирионима говорила тихо. Мирионима говорила мягко. Но в ней чувствовалась, нарастала изнутри привычная властная сила убеждения.
- Тот дом. И дом Балирода. Единственные места, где меня не искали. Верно? - В Храме знали это сосредоточенно-пронзительный взгляд. Взгляд, словно летящий через время и пространство - и остающийся здесь и сейчас. Он был свойственен ей, как никому другому, когда жрица "делилась мыслями" и внушала их.